Павел Петрович Беньков

Спокойная мудрость человека, отрешённого от суеты, внутренняя гармония, глубокий взгляд в человеческую душу, простая радость бытия — именно так можно оценить атмосферу живописных полотен Павла Петровича Бенькова. Если бы надо было охарактеризовать его творчество одной фразой, то лучше всего подошла бы такая: «Художник, который видел форму цвета».

Первой половины XX века знает множество имён живописцев, творчество которых по праву вошло в историю мирового искусства. В этой блестящей плеяде имя Павла Петровича Бенькова занимает особое место, хотя и нечасто произносится. Его картины экспонируются и хранятся в лучших музеях России и теперь уже независимых республик Средней Азии, а его жизни и творчеству посвящены монографии и множество статей. Из корифеев ушедшего века немногим повезло стоять у истоков живописных школ целых регионов, быть не только настоящим Художником, но и настоящим Учителем. Среди его учеников — действительный член Академии художеств СССР, народный художник Р. Ахмедов, народный художник РСФСР Ф. Модоров, народные художники Узбекистана А. и Л. Абдуллаевы, 3. Ковалевская, заслуженные деятели искусств Узбекской ССР Р. Елизаров, Р. Тимуров, заслуженный деятель искусств Марийской АССР А. Фомин, художники А. Разыков, П. Чернышев, К. Чеботарёв, А. Хайдаров, Б. Шварц, С. Абдуллаев, А. Платунова и многие другие. Не всем удавалось, пережив творческий кризис на середине земного пути, выйти из него обновлённым с тем, чтобы достичь той самой сокровенной внутренней гармонии в своих произведениях.

В конце жизни Павел Петрович тяжело болел. Любимая работа требовала от него невероятных физических усилий, но он продолжал писать. Последний удар болезни застал его за мольбертом. Павел Петрович оставил множество этюдов, не завершённых по исполнению, но законченных по своей сути. После смерти вокруг его творчества возникли споры: очевидная «безыдейность» большей части живописного наследия художника породила даже термин «беньковщина». Затем был период заслуженного посмертного признания, когда многочисленные ученики пытались воздать должное своему учителю, сказать то хорошее, что не было сказано при жизни. Имя П. П. Бенькова было присвоено Республиканскому художественному училищу в Ташкенте, а в Москве с триумфом прошла его персональная выставка.

Блистательное творчество П. П. Бенькова, которому время определило значительное место в истории русского искусства, сегодня опять привлекает внимание истинных ценителей живописи, а его работы стали предметом коллекционирования. Нет смысла повторять многократно сказанное и написанное — имеющие возможность увидеть картины Павла Петровича сами почувствуют их обаяние и притягательность. Между тем за внешней простотой, светом и восхитительной гармонией цвета стоят сложные переживания, трудная судьба, личность — человек, сумевший в непростое время найти себя и своё место в искусстве.

Павел Петрович не оставил мемуаров, так как вообще не любил писать, ссылаясь на «скверный» почерк. В семейных архивах сохранилось не так уж много его фотографий. Автопортреты были не его жанром. Но имеются воспоминания учеников, современников, рассказывающих о разных сторонах жизни и творчества П. П. Бенькова, благодаря чему мы можем составить представление о том, что это был за человек, как сложилась его судьба, тесно переплетённая с творчеством. Итак, вглядываясь в мутное зеркало времени, попытаемся воссоздать несколько портретов художника.

Портреты художника

Внешне Павел Петрович совсем не походил на художника: он был невысокий, веснушчатый, рыжий — как о нём говорили, некрасивый. Вероятно, отдавая дань богемной традиции, в юности он носил длинные волосы, но позже почти полностью облысел. И с тех пор ничего такого, что бы выдавало в нём человека творчества, в его облике не было. Всю жизнь он никуда не торопился и всюду опаздывал. Будучи студентом, он опаздывал не только к началу занятий, но и к началу учебного года, за что, между прочим, был исключён из Академии художеств.

Став педагогом, Павел Петрович опаздывал уже на свои собственные уроки. Родные вспоминают, что он опаздывал на поезда. Реальное время было не его стихией. Он жил в ритме своего творчества и здесь был точен и собран. Судя по сохранившимся документам, Беньков учился неровно, отдавая видимое предпочтение любимым предметам, среди которых уже в приходской школе было рисование.

Учёба в Казанской художественной школе, а затем в Императорской Академии художеств в Петербурге сделала его не только профессиональным художником, но и широко образованным человеком. В Самарканде у него собралась неплохая библиотека, и Павел Петрович до конца своих дней много времени проводил за чтением. На первый взгляд художник ничем не выделялся на общем фоне. Обычно он говорил неспешно, тихим голосом, однако во время разговора очень скоро оказывался в центре внимания. Он был необыкновенно общительным человеком. Так, не очень хорошо зная иностранные языки, Павел Петрович во время своих европейских путешествий всегда легко находил общий язык с итальянцами, французами, испанцами — попутчиками в поезде, соседями по дому или случайными знакомыми.

Мягкий по натуре, Беньков, тем не менее, любил спорить, когда речь заходила об искусстве. Отличаясь острой наблюдательностью, Павел Петрович в оценках чужих произведений предпочитал молчать, мотивируя это пословицей «скажешь правду — друга потеряешь». Вместе с тем его короткие замечания создали ему в среде художников репутацию язвительного человека. Несмотря на неприметную внешность, Павел Петрович пользовался успехом у женщин: он был прекрасным слушателем, остроумным и интересным рассказчиком, умел ухаживать и говорить комплименты. Обычно он обращался к женщинам со словами: «Красавица моя!» Беньков был дважды женат, и обе его жены были внешне очень привлекательны. Его всегда окружали женщины, сыгравшие в определённые моменты жизни художника разные роли: злой феи, волшебной музы, верной жены, преданной ученицы. С ранней юности Павел Петрович любил театр, актёрские компании, которые отличались особым весельем и остроумием. По воспоминаниям родственников, в их доме в Казани бывали знаменитые актёры и таких прекрасных концертов, проходивших во время застолий, нельзя было услышать больше нигде. Беньков часто писал портреты актёров и актрис, передавая в живописи сложный эмоциональный мир людей, живущих и играющих в жизнь одновременно. Особенно ему удавались глаза, выражение которых очень точно раскрывало душевное состояние портретируемого. Вглядываясь в лицо Бенькова, портрет которого был написан замечательным художником Николаем Фешиным в начале 1920-х годов, трудно сказать, что перед нами живописец, любитель шумных компаний и женского общества. Скульптурная лысая голова, твёрдый взгляд, тёмный костюм. Никаких намёков на артистизм натуры. Дружба с Фешиным, начавшаяся ещё в годы учёбы в Казанской художественной школе, продолжалась вплоть до отъезда Фешина в 1923 году в Америку. Перед расставанием они написали портреты друг друга. «Портрет Н. И. Фешина» кисти Бенькова попал в США. Документальные свидетельства и воспоминания современников говорят о том, что жизнь Павла Петровича в 1920-е годы была далека от благодушных художественных фантазий — труд, тяжкий, ежедневный, постоянный, был основой его творчества. Кроме того, представляя в Казани старую академическую школу русской живописи, Беньков стал объектом постоянной критики со стороны левых художников. Кто знает, может быть, всё это и отразилось в хмуром взгляде Павла Петровича? Ему было уже почти пятьдесят лет и он переживал глубокий творческий кризис, когда буквально в одночасье всё переменилось.

Средняя Азия, где Павел Петрович впервые оказался в 1928 году, круто перевернула его жизнь. Волею судеб Беньков попал туда, где солнце и краски природы полностью соответствовали его цветовому восприятию мира. Он поехал из Казани сначала в Бухару, а потом из Бухары в Самарканд. В Самарканде Беньков принял деятельное участие в создании художественного техникума, вложив в это весь свой опыт, знания и огромную любовь. На протяжении почти двадцати лет (1931-1949) П. П. Беньков был ведущим педагогом в Самаркандском художественном техникуме, который не случайно стали называть «школа Бенькова». Здесь, в Узбекистане, он создал свой неповторимый живописный стиль: импрессионистический взгляд на Восток, без лишних деталей и этнографизма, — свет, цвет и настроение. Этот стиль, наряду с ориенталистическим авангардизмом А. Волкова и заново переосмысленной традицией восточной миниатюры, в рамках которой работал Усто Мумин, лёг в основу формирования живописной школы Узбекистана. Так, ещё при жизни Беньков стал классиком, а его плотная фигура в сером мешковатом костюме и широкополой шляпе для Самарканда тех лет — своеобразным символом Художника. Несмотря на серьёзные жизненные перемены, Павел Петрович не потерял своей прежней общительности. В его самаркандском доме за скромной трапезой — «картошка и пивцо» — собирались молодые узбекские художники. Надо сказать, что в то страшное для многих людей время, когда любое высказывание могло быть истолковано превратно, а говоривший в одночасье становился «врагом народа», — Узбекистан был неким оазисом если не свободомыслия, то по крайней мере более открытого выражения мнений.  Здесь, в Самарканде, Павел Петрович продолжал отстаивать позиции реалистического искусства перед молодыми художниками, которые в основном придерживались левых взглядов. И хоть резкость и бескомпромиссность молодых были те же, что и в Казани, — все споры об искусстве заканчивались мирно, обид не таили и с удовольствием собирались вновь. К самаркандскому периоду жизни относится единственный автопортрет Бенькова. Этот удивительно точный рисунок проникнут редкой самоиронией. Немолодой мужчина с грубоватым лицом смотрит поверх круглых очков с лёгким прищуром узких глаз. Это взгляд уверенного человека, знающего себе цену, видящего людей насквозь и снисходительно относящегося к человеческим слабостям. Некоторую суровость придаёт облику жёсткая складка между бровей, а опущенные уголки рта словно говорят о затаённой скорби и одиночестве. Ни возраст, ни статус уважаемого учителя не изменили живой души художника, сохранившего любовь к театрализованным представлениям и эксцентричным поступкам. По рассказам учеников, Павел Петрович нередко разъезжал по Самарканду на видавшей виды старой коляске, запряжённой белым конём, который, похоже, был ровесником самого ездока. Сидя в тарантасе, Беньков с весьма серьёзным выражением лица сетовал на то, что опасается, как бы конь не понёс и не опрокинул экипаж. Хотя всем было видно, что, если убрать оглобли, кляча может рухнуть от старости. Рядом с ветхим тарантасом обычно вышагивал, неся кисти художника, один из его учеников, которого в шутку называли «малайка». Этот выезд выглядел весьма комично, и было ясно, что Павел Петрович с удовольствием играет в «барина». Однако многим было известно, как этот «барин» работает — без всякого снисхождения к своему возрасту и здоровью. В Узбекистане Павел Петрович приобрёл особое пристрастие к среднеазиатским халатам как удобному и красивому виду одежды. Он собрал небольшую коллекцию, в которой были и редкие образцы. Предметы этой коллекции служили по прямому назначению — хозяин и сам с удовольствием их носил, и использовал как реквизит для натурщиков, а ещё он любил дарить халаты своим друзьям и близким. Спустя более чем двадцать лет после написания взаимных портретов с Н. И. Фешиным художник решил повторить подобный опыт. На этот раз Беньков и его ученица 3. М. Ковалевская написали друг друга. Именно таким, каким его изобразила Зинаида Михайловна, или, как называли её друзья, Зюма, он остался в нашей памяти: в глубоком кресле сидит немолодой человек с лысой головой и мясистым лицом, на нём большой серый халат, приоткрывающий белую рубашку-апаш, он что-то рисует, разложив лист бумаги на коленях, — усталый барин, балующийся рисованием.  Иное впечатление производит ответный портрет Зинаиды Михайловны, написанный Беньковым: молодая интересная женщина в свободном красном халате, с палитрой и кистью в руках, пристально смотрит на невидимое зрителю полотно. Движение, порыв, творчество. Как едко заметила одна из родственниц Бенькова, «ты нарисовал её художницей, а она тебя — плюшкой». Тогда же наблюдавший больного Павла Петровича врач, не склонный к художественным метафорам, сравнил его с умирающим львом. Вот так за ординарной внешностью, оболочкой флегматичного «плюшки», жил необыкновенно темпераментный человек, обладающий настоящим артистизмом и неподдельным благородством, барин, который всю жизнь работал не покладая рук, внешне неприметный, но внутренне необычайно красивый, одновременно слабый и сильный — истинный художник, не похожий обликом на художника.

Города и люди  

Не так уж редко бывает, что в жизни людей ключевое значение имеет место, где они живут. Может быть, чуть в большей степени это относится к людям искусства. Иногда творческий поиск художника приобретает географически^ вектор: человек внутренне ощущает притяжение к определённому месту, региону. Это стремление может воплотиться в целую философию, а может быть обычным безотчётным порывом. Гималаи для Николая Рериха, Таити для Поля Гогена — примеров множество. Именно в таких заповедных для художников местах происходят выплески творческой энергии, создаётся то, что становится искусством. Нередко бывает так, что художник оказывается в нужном ему месте по причинам, о которых можно только догадываться. Что ведёт его? Судьба? Вероятно. Именно так случилось в жизни Павла Петровича Бенькова.

Казань

Будущий художник родился 8 декабря 1879 года в Казани — городе, который в Российской империи служил своеобразной границей между Европой и Азией. Повсеместно встречающиеся в Казани восточные мотивы могли послужить предтечей безоговорочной любви Бенькова к Средней Азии. Кто знает, возможно, в месте его рождения и было предначертание судьбы, определившее путь художника на Восток. Большая часть жизни Павла Петровича так или иначе оказалась прочно связанной с Казанью. Это было то место, куда он несколько раз возвращался, и каждый раз — в новом качестве, с новыми впечатлениями и новыми взглядами. Но всё-таки уже в достаточно зрелом возрасте он уехал из Казани навсегда, чтобы начать если не новую жизнь, то уж точно новую страницу в своём творчестве.

Жизнь талантливых людей всегда окружена легендами, в обязательный набор которых входят пророческие предсказания о будущем, услышанные в детстве. Был такой эпизод и в жизни Бенькова: один из его педагогов в городской школе в Перми, увидевший художественные таланты непоседливого Пани, как называли его домашние, предрёк ему будущее большого художника. Первое возвращение Бенькова в Казань было связано с учёбой. Обманув родителей, которые хотели, чтобы сын поступил в духовную семинарию, Павел сдал экзамены в Казанскую художественную школу. Годы учёбы были нелёгкими. Пока семья продолжала жить в Перми, Беньков вынужден был не только учиться, но и зарабатывать себе на хлеб и жильё. Как отмечают современники, уровень преподавания в школе был очень высоким. Среди её организаторов и преподавателей были выпускники Петербургской Академии художеств, хорошие художники и талантливые педагоги: Г. А. Медведев, Н. Н. Белькович, И. А. Денисов, И. И. Тиссен, X. Н. Скорняков. Именно эти люди заложили основу формирования личности П. П. Бенькова, не только дав ему начальное художественное образование, но и выведя его за узкие рамки того социального мирка, в котором он родился. В Казанской художественной школе Беньков получил основательную начальную подготовку. Упорство, с каким Павел рисовал, дало свои плоды: успешное окончание школы открыло ему путь в Академию художеств. Молодой человек покидает Казань и переезжает в Петербург.

Петербург — Европа  

Мы мало знаем о деталях жизни и учёбы Павла Бенькова в Петербурге: сведения обрывочны, а порой противоречивы. Известно, что ему приходилось снимать квартиру на Охте, что молодой художник много времени проводил в столичных музеях. Можно представить, какие соблазны открылись перед ним, и прежде всего — искушение любимым театром. Волшебный мир кулис оказал влияние и на его личную жизнь — в 1907 или 1908 году он женился на балерине Л. А. Тарасевич. Супруги вскоре разошлись, а родившийся в этом браке сын Виктор воспитывался сестрой Бенькова — Александрой. Беньков никогда не вспоминал о своей первой жене. Можно смело сказать, что в те годы Императорская Академия художеств была одним из лучших учебных заведений, возможно, не только в России, но и в Европе. Еще в конце XIX века Академия претерпела значительные перемены, в результате которых удалось преодолеть пресловутый академизм, ставший в кругах художников того времени синонимом застоя. Преподавателями Академии стали передвижники, открыв тем самым новый этап художественного образования в России. Беньков учился у прекрасных художников: Г. Р. Залемана, Г. Г. Мясоедова, Я. Ф. Ционглинского, а затем был определён в мастерскую Д. Н. Кардовского. Беньков никогда не показывал своего недовольства этим, однако увлечение живописью Репина заставляет Бенькова с 1903 года посещать его мастерскую в нарушение установленных правил и невзирая на соответствующую реакцию Кардовского. Д. Н. Кардовский, разделяя передовые взгляды художников-передвижников, стремившихся приблизить искусство к жизни, в то же время считал необходимым сохранить академическое преподавание, и прежде всего обучение технике рисунка и письма. Отношения между Беньковым и Кардовским складывались непросто. Очевидно, молодой человек не очень прилежно посещал занятия. Более того, отправляясь в летнее каникулярное время за границу во Францию, Италию, Испанию в 1905, 1906 и 1908 годах, Павел Беньков имел обыкновение опаздывать к началу учебного года. Следствием этого стало его отчисление из Академии в конце 1908 года и возвращение в Казань. Однако совет профессоров всё-таки разрешил ему выставить 1 ноября 1909 года работу на соискание звания художника.

Казань 

Беньков был принят педагогом в родную Казанскую художественную школу. Одновременно с началом преподавательской деятельности он упорно работал над дипломной картиной «Покорность», которую начал писать в Италии, в маленьком городке Ассизи. По итогам конкурсного просмотра в ноябре 1909 года Беньков получил звание художника. Несколько раньше Бенькова преподавание в Казанской художественной школе начал Н. И. Фешин. Два мастера, столь непохожие и внешне, и по манере письма, составили замечательный педагогический дуэт. Молодёжь просто боготворила своих учителей, объединившись в две соперничающие группы — фешинцев и беньковцев. Среди беньковцев была и будущая жена Павла Петровича — Ольга Петровна Траубенберг. Их свадьба состоялась в 1911 году. Решив, что двух художников на одну семью слишком много, Ольга Петровна не стала продолжать обучение в художественной школе. Она закончила Высшие женские курсы, а затем исторический факультет Казанского университета и проработала всю жизнь преподавателем русского языка и литературы. В 1912 году у Беньковых родилась дочь Наташа, которая впоследствии стала крупным учёным. Помимо преподавания, П. П. Беньков работал декоратором Казанского оперного театра, где в зимние сезоны 1913-1914 годов держал труппу богатый предприниматель М. Ф. Степанов. По заказу Степанова Беньков написал портрет его супруги и актрисы театра Наталии Осиповны Степановой-Шевченко.

Кроме преподавания в Казанской художественной школе, он давал частные уроки живописи. В числе его учеников был знаменитый впоследствии поэт-футурист Велимир Хлебников и его сестра — художница Вера Хлебникова. Это время успешной работы в театре, участия в выставках, известности в городе, творческих поездок за границу, общения с друзьями.

Павел Петрович Беньков возвратился в Казань в 1921 году, когда существование Советской республики стало исторической данностью. Логичный вопрос, который возникает в этой связи: как же отнёсся он к переменам? Очевидно, лояльно. Ни его социальное происхождение, ни род деятельности, ни, судя по всему, отсутствие политических пристрастий не являлись причинами, по которым он мог противопоставить себя новой власти. Вне зависимости от политических катаклизмов художник, как и положено художнику, продолжал работать. Новое время требовало новых образов. Известно, что в 1923-1924 годах Беньков написал по заказу Казанского государственного университета портрет В. И. Ленина, принятый с условием доработки: вместо рабочей блузы на вожде мирового пролетариата автор вынужден был нарисовать обычный костюм. Павел Петрович вернулся к преподавательской работе в Казанской художественной школе. Царившая в ней обстановка была сложной. Отсутствие твёрдых установок и программ, попытки художников разных формалистических группировок насадить свои методы обучения — всё это со стороны учащихся вызывало ответную реакцию, принимавшую порой самые грубые формы. Беньков глубоко сочувствовал ученикам и, понимая их желание получить классическую основу профессиональных знаний и улучшить моральную обстановку в школе, активно защищал их позицию. Не обошлось и без личных нападок на Павла Петровича.

Беньков пробует снова сотрудничать с театром. Он готовит декорации к нескольким спектаклям Русского драматического театра — «Бесприданнице», «Любови Яровой» и другим. Однако творческая неудача при оформлении спектакля «Принцесса Турандот» (Беньков не сумел сделать декорации в условной манере, соответствующей характеру постановки) и сложные отношения с главным режиссёром заставили его покинуть театр. Скорее всего, к 1928 году жизненные проблемы художника достигли критического уровня. Творческая нереализованность, нападки молодых художников, материальные трудности, семейная драма — смерть семнадцатилетнего сына Виктора в 1926 году — стали причиной глубокого личного и творческого кризиса. Надо было как-то выходить из этого тупика. Смена обстановки казалась самым простым решением, что привело Павла Петровича к мысли о поездке в творческую командировку. Работа в Татарском драматическом театре стимулировала интерес художника к теме Востока. Он увлёкся изучением истории, быта, национального костюма татар, что было необходимо для художественного оформления спектаклей. Таким образом, вопрос, куда ехать, был решён: на Восток, например в сказочную Бухару. То, что эта поездка пришлась на лето (летом в бухарское пекло едут только сумасшедшие), говорит о том, как необходимо было Бенькову уехать из Казани.

Бухара — Казань — Бухара — Самарканд

Приезд в Бухару в 1928 году коренным образом изменил дальнейшую жизнь Павла Петровича Бенькова и открыл совершенно новую страницу его творчества. Это был именно тот город, где природа и свет так соответствовали мировосприятию художника. В 1929 году он вновь приехал в Бухару. Несмотря на житейские трудности, Павел Петрович вёл себя так, как ведут влюблённые: ничего не замечая, он жил только своей страстью. Художник упивался красками Средней Азии и писал, бесконечно писал. В это время быт его был более чем скромен, а будущее неопределённо. В Бухаре его никто не знал, и вероятность получения заказов была минимальной. Но куда делись подавленность и тревога? Он жил в одной из келий средневекового медресе* Надир Диван Беги, расположенного в центре Старой Бухары. Очень скоро его маленькая комната, предназначенная для проживания одного студента-богослова, оказалась заставлена большими полотнами, наполненными яркими красками бухарских базаров, солнцем пыльных восточных улиц. В ней оставалось место только для кровати и маленького стола. Мастерской Бенькова был весь город. Рано утром он отправлялся в выбранное заранее место и проводил там за работой целый день.

Нет необходимости описывать старую Бухару, которую увидел П. П. Бень- Чайхана. Бухара. 1929 ков, — она запечатлена в его полотнах. По существу, Павел Петрович попал не только в другой колористический мир, но и в другое время, где лишь начался поворот к новой жизни. Бенькову повезло: в Бухаре он познакомился и подружился с людьми, которые действительно знали историю и культуру этого удивительного края: с археологом-востоковедом В. А, Шишкиным, архитектором П. С. Касаткиным, искусствоведом Г. В. Жидковым и директором Государственного музея Востока в Москве Б. П. Денике. Они дополнили яркие впечатления П. П. Бенькова своими знаниями, рассказами и наблюдениями. Помимо Бухары, Павел Петрович посетил Хиву и Самарканд. Результатом этих поездок стали десятки картин, в которых отразилось восхищение художника среднеазиатской натурой. Можно было колебаться и думать, как жить дальше вдали от места своего вдохновения, но тут Беньков проявил твёрдость. Вернувшись в Казань, он окончательно решил переехать в Среднюю Азию и в 1930 году на окраине Самарканда купил дом, куда вскоре перевёз свою жену, Ольгу Петровну. За ними последовала со своей семьёй и любимая его ученица — 3. М. Ковалевская.

Отныне и до конца дней центром вселенной художника стал древний Самарканд. Здесь в своём доме он принимал коллег, друзей и учеников, много писал, преподавал в Самаркандском художественном училище, вёл активную работу в Союзе художников Узбекистана, где с первых дней являлся неизменным членом правления. Павел Петрович был человеком с широкой красивой душой, с открытым сердцем, с тонким пониманием значения интернационального в искусстве. Только настоящее искусство свободно преодолевает политические границы и национальные рамки. Он, как никто другой, в своей живописи сумел передать красоту солнечной природы Узбекистана. Его картины являются наиболее точным отображением европейского восприятия азиатского великолепия — солнца, пыли и цвета. Восприятия человека образованного, тонкого и наблюдательного. Города, в которые П. П. Беньков был так влюблён, — Бухара и Самарканд — ещё только готовятся к тому, чтобы воздать должное человеку, сумевшему передать в своих картинах их неповторимый колорит, воздух, пронизанный лучами солнца, атмосферу шумных базаров и тихих двориков, остановившееся время среднеазиатских городов.

Творчество 

Став ещё при жизни одним из классиков советской живописи, П. П. Беньков попал в число художников, постоянно упоминаемых в искусствоведческой литературе Узбекистана. Пожалуй, было сказано всё — и про его одержимость светом, и про «солнечность», и про глубокий психологизм в портретах. Но каждый раз, возвращаясь к творчеству П. П. Бенькова, не устаёшь восхищаться трудолюбием и настойчивостью мастера, которые в конечном итоге были вознаграждены. Павел Петрович проявил себя и как художник, создавший свой неповторимый стиль, и как педагог, сформировавший целое направление в живописи Узбекистана. Уже во время учёбы в Академии проявилось особое восприятие Беньковым цвета, за что среди сокурсников он был прозван Тицианом. На его упражнения в воспроизведении света большое влияние оказали работы старых мастеров и импрессионистов, с искусством которых Беньков познакомился во время своих поездок за границу. Последняя поездка в Италию была прервана началом Первой мировой войны. И возвращаясь в Россию через Африку и Турцию, Беньков написал свой единственный ночной пейзаж «Стамбул ночью» (1914). Дипломная же работа, «Покорность», представляет собой классический пример академической жанровой картины с хорошо построенной композицией. С точки зрения современного зрителя, сюжет излишне мелодраматичен: старая мать у гроба юной дочери. Но трудно отрицать, что настроение неотвратимости рока художник передал пронзительно и очень точно. По воспоминаниям современников, полотно получило хороший отзыв И. Е. Репина. Непосредственный педагог Бенькова Д. Н. Кардовский сделал замечание, которое в дальнейшем не преминул высказать каждый, кто писал о творчестве П. П. Бенькова. По мнению Кардовского, на картине недостаточно прописаны руки персонажей. Этот «грех» можно увидеть практически во всех последующих работах Павла Петровича. В этом его не раз упрекали не только искусствоведы, но и коллеги по живописному цеху. Когда однажды художник О. К. Татевосьян выдвинул обвинение в неумении Бенькова изображать руки, Павел Петрович предложил спор на ящик шампанского, что напишет руки Татевосьяна, даже если тот наденет перчатки. Татевосьян спорить отказался. Кстати, нелишне напомнить, что П. П. Беньков был не первым художником в истории живописи, кто не любил прорисовывать руки. Например, в этом «грехе» был замечен Гойя, который предлагал своим моделям доплачивать ему за рисование рук. С 1909 по 1918 год Беньков участвует в восьми выставках. Пейзажи этого периода написаны свободно, широко, мощными мазками, с той любовью к солнечному свету, которая в дальнейшем в полной мере проявилась в его среднеазиатских полотнах. П. П. Беньков в пейзаже «На террасе» (1913) средствами композиционного построения передаёт ощущение гармонии человека и окружающего мира. Свободно и мягко моделируя свет, художник добивается передачи в картине особого состояния, настроения, элегического покоя. В другом пейзаже — «На Волге» (1914) — лучи закатного солнца, пробивающиеся сквозь облака, отражают лиричность и торжественность момента. Наряду с пейзажем Павел Петрович обращается и к жанру портрета.

Одним из необычных примеров, своеобразным портретом-предсказанием, стал «Портрет детей Ковалевских» (1914-1915). Картину заказал Бенькову один из его друзей. Любопытно, что работа не понравилась ни заказчику, ни его близким. Персонажи изображены так, как будто художник смотрел на них сквозь призму будущего, — недетские глаза и серьёзные выражения лиц. Много позже, когда герои этой картины вырастут, они с удивлением обнаружат, что стали такими, какими изобразил их некогда Беньков, а портрет будет любимым живописным полотном семьи. В портретной живописи художника именно глаза модели становятся ключевым моментом композиции. По ним можно безошибочно описать душевное состояние этих людей в то время, когда они позировали, а часто и увидеть человеческую суть портретируемого. И конечно, художник, хорошо понимавший и тонко чувствовавший женщин, оставил нам серию прекрасных женских образов, в каждом из которых прочитываются характер, состояние души, а то и судьба модели — то трагизм, «с надломом, с переживанием» («Портрет Т. А. Фирсовой», 1927), то превосходство светской львицы («Портрет В. Шмулевич (Дама в красном)», 1910-е), то талант и высокий артистизм («Портрет Баевой-Яхонтовой (в синем кимоно)», 1925-1926). Особое место в творчестве П. П. Бенькова занимает театр. Помимо праздничной атмосферы театральных кулис и самого актёрского творчества, которые так любил Беньков, сцена ему давала возможность создавать волшебный мир декораций, воплощая в них свое колористическое вйдение.

Художник работал в Казанском оперном театре и подготовил декорации к целому ряду спектаклей: «Чио-ЧиоСан», «Аида», «Руслан и Людмила», «Кармен» и многим другим. По воспоминаниям современников, декорации Павла Петровича имели большой успех: по окончании спектаклей его часто под аплодисменты вызывали на сцену, дарили цветы. Это было несомненным признанием огромного разнопланового таланта художника. К великому сожалению, ни эскизы, ни сами театральные декорации художника до нас не дошли. До 1917 года жанровые картины не занимали значительного места в творчестве П. П. Бенькова. Между тем одна из таких работ — «Наследница» (1911), написанная на вилле д’Эсте в Тиволи под Римом, — выставлялась в Риме в 1912 году и была там приобретена. В своих работах художник пытался передать тяжёлое положение трудового народа («Безработная», до 1912), неизбежность утверждения нового («Уход белых из Казани», 1921-1922). Мы не знаем, как выглядели эти картины, — судьба их неизвестна, но работа в этом жанре показывает, что Беньков активно искал своё место в художественной жизни молодой страны Советов. К этому времени относится и ряд портретов представителей различных слоёв татарского населения Казани. «Портрет татарина-грузчика» (1925) и «Портрет писателя Г. Ибрагимова» (1926) были представлены на выставке «X лет Октября» в 1927 году в Москве. Тогда же были написаны и «обязательные» портреты В. И. Ленина и К. Маркса. По существу, принципиально новый период в творчестве Бенькова начался со времени его первой поездки в Бухару в 1928 году. В Средней Азии скрытый художественный темперамент Бенькова проявился в полной мере. Мысливший цветом, видевший мир в ослепительных красках, художник лепил на полотнах форму тоном и цветом, направлением и силой широкого мазка.

За несколько лет пребывания в Средней Азии с П. П. Беньковым произошла фантастическая творческая метаморфоза: из крепкого академического художника, испытавшего влияние импрессионизма, он превратился в выдающегося мастера с совершенно неповторимой живописной манерой и художественным стилем, в котором была достигнута редкая гармония света, цвета и формы. Новый этап в творчестве П. П. Бенькова открывается обширным бухарским циклом, к которому примыкают картины, написанные во время поездки в Хиву. Восточный колорит среднеазиатских базаров, хаузы*, городские улочки и средневековые памятники архитектуры стали главной темой живописи художника. Яркая натура и солнечный свет Средней Азии соединились на полотнах Бенькова в неповторимых пейзажах, стилистика которых составляет творческую уникальность масстера. В них чувствуется одновременно и внутренняя гармония, присущая неторопливому восточному образу жизни, и тонкий европейский вкус. В Бухаре Беньков жил рядом с Ляби-хаузом — центральным городским водоёмом, из которого ещё в начале 1930-х годов брали воду для питья. В то время в городе работали представители теперь уже несуществующей профессии — машкопчи**. Они набирали воду из хаузов в кожаные бурдюки и разносили её по домам бухарцев. Художник подолгу наблюдал за ними у Ляби-хауза, запечатлев это действо на нескольких полотнах. Выбеленные солнцем каменные ступени водоёма, по которым движутся вверх-вниз пёстрые фигуры водоносов, разбегающаяся по сторонам рябь на водной глади хауза — всё это прописано энергичными мазками, отчего возникает ощущение движения людей, воды и воздуха («Хауз с водоносами», 1929). Издавна Бухара славилась своими базарами, краски которых не могли не поразить воображение художника. Традиционно торговля концентрировалась на специальных торговых улицах, место пересечения которых перекрывалось куполами. Построенные ещё в XVI веке, некоторые из этих куполов сохранились и по сей день, под ними по-прежнему размещаются торговые лавочки. В своём творчестве П. П. Беньков неоднократно обращался к теме бухарских базаров, находя неожиданные ракурсы и мотивы, воплощая особый дух этого мира. В картине «Крытый базар в Бухаре» (1929) прохладный полумрак под сводом торгового купола разрезан перспективой арок улицы, уводящей зрителя в яркий солнечный день. Средневековая архитектура купола, подчёркнутая кирпичной кладкой парусов, и фигуры в пёстрых национальных одеждах дополняются знаками нового времени — развешанными повсюду на стенах красными полотнищами флагов. Среднеазиатский городской пейзаж на картинах Бенькова — это светлокоричневые глинобитные дома и дувалы*, словно выросшие из земли, мечети и минареты, сложенные из обожжённых кирпичей, мягко переливающиеся бархатом терракотовых оттенков, блеском бирюзы изразцов. И всё это пропитано солнцем, сверканием красок, контрастом теней. Несмотря на то что на полотнах присутствуют вполне реальные человеческие фигуры, даже у искушённого зрителя возникает ощущение волшебного миража, а не блистательного образца пленэрной живописи («Восточная улица», 1929; «Улица с минаретом. Хива», 1930). Предпочитая для большинства работ квадратные холсты, художник, как правило, выстраивает живописную композицию по кругу. Так, на своих полотнах он интуитивно воспроизводит архетипическую картину мироздания, когда квадрат Земли и круг Неба соединяются вместе, образуя единую Вселенную. Именно поэтому его пейзажная живопись среднеазиатского периода имеет философский характер простой и ясной гармонии, где свет, цвет и форма складываются в единое целое — от солнечных бликов на земле до бело-голубого неба.

В Узбекистане Павел Петрович по-прежнему уделяет большое внимание портретной живописи. Как и положено человеку, открывшему для себя новый регион, П. П. Беньков начал с портретов, имеющих несомненную этнографическую окраску («Таджик с пиалой», 1928-1929; «Эмирский чиновник», 1929). Типажи, костюмы будоражили воображение, открывали новые горизонты в творчестве. Однако очень скоро Беньков нашёл другие, более интересные решения при работе в этом жанре. В некоторых случаях это демонстрация конкретных личностных качеств изображаемых людей. Среди таких работ — портрет первого Председателя ЦИК Узбекистана Ю. Ахунбабаева. В духе того времени художник удивительно точно передал государственный масштаб своего героя, изобразив его сидящим за письменным столом и разговаривающим по телефону («Портрет Ю. Ахунбабаева», 1931). Другое направление в портретном жанре — это создание собирательного образа, воплощающего в себе типические народные черты. Так, на «Портрете колхозника-ударника» (1939) изображён старик дехканин* с кетменём**, без которого немыслим труд на среднеазиатских полях. Тёмное морщинистое лицо пожилого человека, всю жизнь проработавшего под палящим солнцем, седая борода, простое белое одеяние — чалма, нательная рубаха, подпоясанная цветным платком, ясный, лучистый мудрый взгляд — таким предстаёт перед нами обычный сельский труженик. Без преувеличения можно сказать, что эпический настрой ощущается в картине «Девушка-хивинка» (1931). Во внутреннем дворе дома девушка сидит за прялкой. Умелыми движениями она превращает шерстяную кудель в нить. И её облик, и атмосфера двора, и прялка говорят о том, что художник создавал образ, символизирующий традицию, уходящую своими корнями в глубокую древность. В предельно простой композиции художник точно расставил цветовые акценты, звучащие как аккорд: в центре — красное платье девушки, в левом верхнем углу — чёрное пространство открытой двери, напротив — бирюзовый ляган*.

Когда Павел Петрович впервые появился в Узбекистане, здесь только начались активные процессы преобразования в культурной и хозяйственной жизни. По существу, П. П. Беньков в жанровой живописи отразил характерные образы и ключевые события советских лет в истории Узбекистана. Началом этого ряда полотен может быть «Уличный писец» (1929), в котором запечатлены приметы уходящего образа жизни: женщина в парандже что-то диктует уличному писцу. И уже через несколько лет П. П. Беньков, откликаясь на процесс раскрепощения женщины на Востоке, пишет многофигурное полотно «8 Марта на Регистане» (1933). Перед нами центральная площадь Самарканда, на которой проходит празднование Международного женского дня. В красках, в движении фигур ощущается энергия и радость женщин, снявших паранджу и открывших для себя возможности новой жизни. Художник написал несколько картин, в которых показал радостный труд людей новой формации. Среди них «Шёлкомотальная фабрика Худжум» (1931-1932), «Раватстрой» (1934), «Окучка хлопка» (1936). Известно, что, составив по наброскам общую композицию для последней картины, художник долго разъезжал по окрестностям Самарканда в поисках типичного пейзажа. И сюжет он выбрал один из самых характерных для того времени. Так и на этой картине, одно из названий которой «Кто раньше?», Беньков запечатлел соревнование колхозниц, окучивающих хлопок. В сложном ракурсе предстаёт одна из женщин, которая оборачивается назад, обращаясь к своим подругам, работающим на соседних грядах, видимо, со словами: «Ну что ж вы там отстали?» Несомненной удачей художника стало полотно «Подруги» (1940), где нашла воплощение тема дружбы народов, всегда актуальная для многонационального Узбекистана. Художник совместил на этом полотне неповторимый восточный пейзаж и психологическую точность портретов. Обе с восхищением смотрят на тяжёлую виноградную кисть. Лучи солнца, пробивающиеся сквозь листья, будто узорным ковром покрывают землю; светящийся на солнце виноград и радостные люди — всё это создаёт настроение близких человеческих отношений, складывающихся у людей разных национальностей, разных культур. Известно, что П. П. Беньков очень требовательно и самокритично относился к сюжетным полотнам. Он почти никогда не был удовлетворён своими многофигурными композициями, постоянно исправлял их и дорабатывал, даже по прошествии нескольких лет. Такая судьба, например, постигла картину «Встреча героя» (до 1938). Несмотря на то что Павел Петрович получил за неё первую премию на республиканской выставке, он до конца своей жизни вносил в картину коррективы.

 

Т. К. Мкртычев, доктор искусствоведения

Источник: Альбом. Беньков Павел Петрович 1879-1949. Москва 2009. Государственный Музей востока. ISBN 978-5-903417-09-4